Стихи моей жизни 

Военных книжек нет в моей квартире

Военных книжек нет в моей квартире,
Военных фильмов не люблю вдвойне,
Живу со всеми в мире в этом мире
И редко вспоминаю о войне.

Я не певец романтики сражений,
Для нас, нормальных рядовых людей,
Война – не цепь побед и поражений,
А череда бессмысленных смертей.

Благодарю тебя


Благодарю тебя за всё, –
За всё, что было, есть и будет,
За всё, что нас уж не спасёт,
За все, что нас уж не рассудит,

За вздох, намеченный едва,
За полужест, за полуслово,
За то, что не смогла судьба
Нам предложить пути иного.

Благодарю тебя за всё –
За боль разлук, за счастья зерна,
За безнадёжность, что несём
Мы в двух сердцах. Несём покорно.

За нашу правду, нашу ложь,
За тайный взгляд, за краткость встречи,
За то, что где-то ты живешь
Мой славный, милый человечек.

Без тебя


Мне без тебя становится тревожно,
Как будто бы я грех с души не снял
И потому, как будто, безнадежно
И безвозвратно друга потерял.

Мне без тебя становится печально,
Как будто я, в скитаньях неземных,
Негаданно, нелепо и случайно
Порастерял всех близких и родных.

Мне без тебя становится тоскливо
Среди ночных неоновых картин,
Как будто я, навеки, сиротливо,
Остался в этом городе один.

И так невыносимо расстоянье,
И так мгновенья медленно бегут,
Хотя с момента нашего прощанья
Прошло всего лишь несколько минут.

Волк


Стальная цепь не давит как змея,
Хоть я и волк, из племени бродяг.
Не душит злоба, если слышу я
Визгливый бестолковый лай собак.

К глухой стене судьбой прикованный,
Давно не рвусь, не вою от тоски,
Прирученный и дрессированный
Я прячу свои желтые клыки.

Лишь иногда, когда небесный свод
Рассыплет звёзды, вечностью дыша,
Вдруг под луною жутко запоёт,
Застонет моя волчья душа.

Я старый волк, я добрый, мудрый зверь,
Простивший всё и ласковый с детьми
Но никогда не стану я, поверь,
Своим для них - зовущихся людьми.

Леонид! Браво! Я так рада, что Вы вернулись!
Ну просто очень рада, пишите, очень здорово!
Очень большой молодец!

Уход зимы


Спокойной, гордой и надменной
Была красавица Зима,
Но озлобилась постепенно
И к старости сошла с ума.

Нам из метели корчит рожи,
Пуржит все ночи напролет,
На припозднившихся прохожих
В безумии одежды рвет,

Ломает ветви на деревьях,
И, поднимая жуткий вой,
Несется вихрем по деревне
И бьется в ставни головой.

И от заката до восхода
Сто раз меняется с лица,
От приближения ухода
И неизбежности конца.

Ты меня прости родная,[br]
Может в чем то был не прав,[br]
Я с тоскою вспоминаю,[br]Наш знакомства первый час,[br]
Ты мне грела словом сердце,[br]
Голос твой мне был как мед,[br]
В те приятные моменты,[br] Даже было не в домек,[br]
Что ты так не достижима,[br]
Словна солнца яркий луч,[br]
И к твоей душе волшебной,[br]
Не найти мне нужный ключ...

Какая боль, какая нежность

Какая боль, какая нежность,
Какое счастье – быть с тобой.
На грудах зла расцвел подснежник
Неохраняемый судьбой.

Как мне легко и как тревожно,
Как весело и грустно мне,
Я всё могу и невозможно
Мне сделать шаг, как в страшном сне.

Как мне светло и как мне мрачно,
На сердце буря и покой,
Из рая в ад иду как мальчик
Твоей направленный рукой

В душе и солнце, и ненастье,
Звенит ручей, гремит прибой,
Какая боль, какое счастье,
Какая мука – быть с тобой.

Бухгалтерское, очень-очень грустное

2000, 108, 38,
136, нет дебета совсем,
Пришло всего 5048,
Ушло 5000047.

Склад

Складская зона под запретом.
Стараясь снегом не скрипеть,
Туда я крался незаметно,
Стремясь к полуночи успеть,

Но, выйдя из-за поворота,
Знать навыки уже не те,
Нечаянно задел за что-то,
Что загремело в темноте.

Тут из сторожки кто-то вышел,
Луч света вспыхнул и померк
И, холодея, я услышал:
«Стоять! Ни с места! Руки вверх!»

И ощутив, как в спину ткнулся
Ствол одноствольного ружья,
Я осторожно повернулся
Сказав: «Людмила, это я…»

Минут пятнадцать костерила
Она меня, и всех в роду,
За то, что чуть не прострелила
Мне непутевую балду.

Вставляя мат для связки строчек,
Она кричала: «Вот народ!
Ты что приперся среди ночи?!
Жить надоело?! Идиот!»

Ещё держа меня на мушке,
Не прерывая «монолог»,
Всё надвигала на макушку
На плечи сбившийся платок.

А я, таки, успел отметить,
(На всякий случай не дыша,)
Что в гневе, как и в лунном свете,
Она безбожно хороша.

Переминаясь у порога,
Уже жалея, что пришёл,
Сказал я: «Люда, ради бога,
Да убери ты этот ствол.»

И выглядя совсем уж глупо,
Добавил: «Вот… Тебе привез…»
И вытащил из-под тулупа
Букет полуувядших роз.

Весь день за ними промотался –
Туда полдня, сюда полдня,
И уходить уже собрался,
Она окликнула меня:

«Ты там потише, не убейся…
Хотя постой. Стой, мать твою!..
Замерз поди. Зайди погрейся,
Горячим чаем напою.»

Налив мне чай от вишни красный,
Стараясь сдобой угодить,
Шутила: «Понял, как опасно
Незваным в гости приходить?»

И, принимая всё за шалость,
Под эти мятные чаи,
Почти беззлобно огрызалась
На приставания мои.

Оттаяла она нескоро,
Лишь в свете утренней зари,
Устав от ласк и уговоров,
Сказала: «Чёрт с тобой. Бери…»

Склад был весьма обыкновенным –
Верёвки, пакля да смола,
А то, что было самым ценным
Она, увы, не сберегла.

Используя классическую фразу

Используя классическую фразу,
Я знаю не сносить мне головы.
Но просится она в строку, зараза -
«Мне горек дым отечества». Увы.

Когда, облеплена заморской жвачкой,
Нажравшись самодельного вина,
Не на коленях даже – на карачках
Качается огромная страна,

Мне это видеть крайне неприятно.
И хоть негоже Родине пенять,
Но согласитесь - дураку понятно,
Что положенье надо изменять.

Пока, по воле нескольких уродов,
Россия ковыряется в говне
Что делают избранники народа?
Какую думу думают оне?

Коль им не ведом метод исцеленья
И предложений нет по существу,
Я выскажу общественное мненье
И мудрецами их не назову.

А если знают способ врачеванья,
Но все же не желают врачевать,
Ну что ж, тогда, при всем моем желанье,
Я не смогу их честными назвать.

И глядя на замшелых краснобаев
Печальный вывод именно таков -
Быть может, мы избрали негодяев,
А может быть, избрали дураков.

Зима

Вечор нам звезды весело сияли
Над непроглядным контуром тайги,
Столбы дымов совсем не предвещали
Предсказанной синоптиком пурги.

Она ж, за время нашего ночлега,
Дом замела по самое окно,
И светится оно сквозь толщу снега
Таинственно и несколько чудно.

А утром, под лучами солнца, сразу,
Снег вспыхнул мириадами огней.
Зима, любуясь россыпью алмазов,
Сама дивится щедрости своей,

И, отутюжив улицу порошей,
Двор застелив миткалевым ковром,
Зима… Она так любит огорошить
Волшебной роскошью своих хором.

Сельский клуб

Закончил заседанье райсовет,
Клуб замер в ожиданье юбилея.
Я и она. И выключенный свет.
И закулисья темная аллея.

Мы, по своей душевной простоте,
Наивные, и не подозревали,
Что может столкновенье в темноте
Закончиться крушением морали.

Шли безмятежно из конца в конец
Держась правостороннего движенья,
Но притяженье двух людских сердец
В сто крат сильней земного притяженья.

Мы позабыли обо всем вокруг,
Когда сломав запреты и границы,
В блужданье наших непутевых рук
Сгорели все попытки извиниться.

У бесов на нелепицы чутьё.
А может сами мы тому виною,
Что правая кулиса для неё
Вдруг оказалась левой стороною…

Чудный летний вечер

Чудный летний вечер. Разогрелись
И земля, и лес, и свод небес.
Старички на лавочку уселись
Кто-то с орденами, кто-то без.

Пращуры приняли понемножку,
Все мы люди, все не без греха.
Дед Прокопий притащил гармошку,
Расписные красные меха,

А седые бабушки-старушки,
Что дремали лежа на боку,
Как давай наяривать частушки,
Русские народные хокку.

И одна из них такое спела,
Вспомнила такой "культурный фонд",
Что светило густо покраснело
И стыдясь, пошло за горизонт…

Вот под эти грешные вокалы,
Что слегка сконфузили меня,
Я лечить закончил стоп-сигналы
Своего железного коня.

Говорят что чаще на закате
В мире происходят чудеса.
Подошла ко мне соседка Катя,
Катерина–синие глаза.

Та, чьей красотою восхищался,
Та, к кому боялся подойти,
И на расстоянии держался
Даже если было по пути.

Под сиянье глаз своих огромных,
Ангелоподобная почти,
Попросила вежливо и скромно,
К бабушке в Покровку отвести.

Посмотрев на вырез сарафана,
Стало мне вдруг ясного ясней,
Что готов я хоть до Магадана
Ехать, лишь бы только рядом с ней.

И, не тратя времени напрасно,
Щурясь на малиновый ландшафт,
Я ответил коротко и ясно,
Как советский первый космонавт.

Двигатель завел с пол-оборота,
Нарядил её в зеленый шлем,
Жалко до Покровки той, всего-то
Напрямую километров семь.

И, петляя колеёй дорожной,
Через недозревшие поля,
Вёл свой мотоцикл осторожно,
Будто вазу вез из хрусталя.

В тоже время, с диким наслажденьем
Чувствовал всей кожей на спине,
Как она, при каждом торможенье,
Прижималась нехотя ко мне.

Я уже поменьше стал стесняться,
И, при ней молчавший до сих пор,
Чтобы нелюдимым не казаться,
Начал «полусветский» разговор.

С дури то чего не нагородишь,
В силу слабоумья своего,
- Катя, что ж ты замуж не выходишь?
А в ответ – Да было б за кого.

- Васька пьет, ты сам прекрасно знаешь,
Степка лодырь, Колька ловелас.
- Катя, ты на что же намекаешь?
Уж, не за меня ли собралась?

Тут, прервав все наши разговоры,
Из стены зеленого овса,
Вылетел шальной русак матерый
И помчался возле колеса.

Вдруг машина резко накренилась!
Для чего, я не могу понять,
Катерина к зайцу наклонилась,
Толь схватить хотела, толь обнять.

Я, к таким нагрузкам непривычный,
С управленьем справиться не смог
И влетел, на скорости приличной,
Через клевер, в придорожный стог.

Выключив поспешно зажиганье,
Чтоб трава не загорелась вдруг,
В поисках прекрасного созданья,
Кучу сена обошел вокруг

И увидел жуткую картину,
Проклиная лес и тормоза,
Что лежит на сене Катерина
И закрыла синие глаза.

Я, слегка сдуревший от испуга,
И, по русски поминая мать,
Стал слегка ощупывать подругу -
Может что успела поломать.

А когда я ухом на купальник,
Лег, что бы услышать сердца бой,
Катя вдруг сказала – Вот охальник,
Что это ты делаешь со мной?

Отвечаю – Я… На всякий случай…
Проверяю… Вся ли ты цела.
- Так, проверь еще раз, да получше.
И за шею нежно обняла…

Вот теперь растим двоих мальчишек
И на вечный, каверзный вопрос
Отвечаю я своим детишкам -
- Мне, ребята, заяц вас принес.